Содержание сайта

О моем Учителе

Потребность сказать слово о Гере Владимировне Макаровской жжет мое сердце тем острее, чем заметнее и чаще проявляется в научной среде, с одной стороны, общее ленивое равнодушие к сочинениям своих коллег, а с другой – высокомерная снисходительность или замалчивание ярких исследовательских имен из провинции со стороны столичных критиков.

Еще в студенческие годы я наивно недоумевала, почему мимо многочисленных авторов, анализировавших историю возвращения в 1960-х годах в отечественную культуру имени Михаила Булгакова и его романа «Мастер и Маргарита», прошла статья в Г.Макаровской и А.Жук в саратовском журнале «Волга» за 1968 год. На фоне убогих критических откликов тех лет чуть ли не единственным ярким явлением многими справедливо признавалось выступление В.Лакшина. Но статья в «Волге» была и до сих пор остается не менее значительным явлением по глубине проникновения в текст Булгакова, по уровню интеллектуального и эмоционального сопереживания автору знаменитого романа, по широте философского и исторического контекста, в котором рассматривает проблематику романа Макаровская. И при всем при этом статья саратовских авторов остается как будто не существующей для исследователей творчества Булгакова.

Было бы преувеличением сказать, что и лекции Геры Владимировны находили среди студентов большое количество благодарных и понимающих слушателей. Они не ослепляли блеском остроумия, какими-либо эффектными ораторскими приемами. Но они поражали и часто на многих действовали угнетающе объемом предлагаемой информации, широтой выявляемых культурно-исторических и философских связей в анализируемом художественном тексте. Студенты уходили с лекции Макаровской с ощущением, что только что на их глазах свершилось некое открытие, что все их прежние - не только узколитературные, но и жизненные - представления только что пронзил некий яркий и резкий луч света. Но ты нередко при этом мучился сознанием собственного несовершенства, гнетущим и изматывающим душу подозрением, что ты все еще, оказывается, не готов «принять причастие». Действительно, для принятия лекций Геры Владимировны само собой разумеющейся широты обще гуманитарной эрудиции оказывалось недостаточно, и от слушателей нередко требовалось большое напряжение всех их интеллектуальных и эмоциональных сил.

Открывая перед нами сложнейшие философские аспекты художественного познания, лекции Макаровской выводили нас на насущнейшие проблемы собственной социальной и духовной ориентации в окружающем мире. И при внимательном прочтении всех опубликованных сочинений Макаровской рождается то же понимание их непреходящей актуальности для личностного самоопределения человека, особенно юного, только вступающего в жизнь.

У Геры Владимировны никогда не было публикаций, так называемых, рядовых, «для галочки». Но назовем здесь наиболее заметные. Помимо уже названной статьи в соавторстве с А.А.Жук о «Мастере и Маргарите» М.Булгакова в журнале «Волга» за 1968 год, это: I. «ТИПЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ». – Саратов: Издательство Саратовского госуниверситета. – 1972. – 236 С.

Эта книга стала основой ее кандидатской диссертации. Некоторое представление о проблематике этого исследования способно дать его оглавление, которое стоит привести:

глава первая. Проблема типологии исторического повествования.

глава вторая. Рождение эпопеи: 1) Личность и мир в произведения А.Толстого 20-х годов. 2) От «истории дела» к эпопее. «Железный поток» и «Чапаев». 3) Принципы построения «Восемнадцатого года».

глава третья. Историческая проза 20-х годов (А.Чапыгин, О.Форш, Ю.Тынянов, Г.Шторм, А.Веселый) и «Петр Первый».

глава четвертая.»Память прошлого» в историческом романе («Петр Первый»: 1) Народность исторического романа. 2) Лица эпохи.

глава пятая. Тип «героического романа»: 1) Жанровые принципы романа «Петр Первый». 2) Большой человек эпохи.

глава шестая. Два типа эпопеи. Толстой и Шолохов: 10 Концепция исторического оптимизма. 2) Проблема финала.

II. «МЕДНЫЙ ВСАДНИК». ИТОГИ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ. – Саратов: Издательство Саратовского госуниверситета». – 1978. – 94 С.

III. Развитием и дополнением предыдущего исследования стала статья в «Волге» «…ЧТОБ НЕ ПРОПАЛА НИ ОДНА СТРОКА ПУШКИНА». – Волга. – Саратов. – 1987. - №1-2.

IV. ПУШКИН В ОЦЕНКЕ ЧЕРНЫШЕВСКОГО (ПРОБЛЕМА ИСТОРИЗМА В ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ ЧЕРНЫШЕВСКОГО СЕРЕДИНЫ 50-Х ГОДОВ) - Н.Г.Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. /Межвузовский научный сборник. - Выпуск 8. - Саратов: Изд-во Саратовского университета. - 1978 - С.58-111.

Эта статья также была составной частью исследования Макаровской об истории осмысления наследия Пушкина в России. По своему объему и глубине анализа данная работа выходит далеко за рамки статейного жанра. Чтобы дать некоторое представление об этой работе Г.В.Макаровской, приведем названия ее глав: 1) Тема и предмет статей Чернышевского. 2) Над страницами Белинского. 3) Полемика с Анненковым.

Мне кажется, здесь имеет смысл кратко в общем виде представить круг научных интересов и исследовательские принципы Геры Владимировны Макаровской.

Задолго до того, как в русском переводе появились труды немецкого философа Г.Г.Гадамера - интерпретатора идей Хайдеггера и Гуссерля-, мы услышали от Г.В.Макаровской, что показателем высокого уровня исследовательского творчества является стремление автора отыскать истинный для данного произведения вопрос. Ведь содержание ответа, который мы хотим получить от художника, зависит от постановки самого вопроса.

Исходя из понимания исторической истины как процесса, Г.В.Макаровская стремилась убедить нас в неприемлемости представления о познании прошлого как о единовременном акте – когда прошлое видится некоей неподвижно лежащей величиной, которую, руководствуясь «верным» научным методом, предстоит открыть. История – это не сокровищница с уже готовыми к употреблению ценностями. И не следует думать, что, подобрав ключ к ней, можно однажды исчерпать все ее содержание. Гера Владимировна не уставала предостерегать нас от, так называемого, «метода применений», когда некогда открытые идеологические «истины» применяют к конкретному художественному материалу.

Литературное произведение, в понимании Макаровской, - это система субъективных образов объективного мира. В нем отражается всегда особая грань мира, воплотившая собой тип мысли писателя. При этом реальный объективный мир отражается не только в описываемых героях и событиях, но и определяет взгляд писателя на свой предмет.

Макаровская никогда не останавливалась на констатации факта наличия или отсутствия гуманистических идей своих героев (будь то Белинский или Брюсов в их толковании «Медного всадника»). Она всегда шла дальше, погружаясь в анализ самой проблемы, в анализ, например, исторического содержания самого гуманизма.

Метод самой Макаровской в анализе художественного произведения определялся ее пониманием и безусловным приятием позиции Пушкина-историка. Пытаясь определить для себя тип художественной мысли Пушкина, его способ художественного осмысления истории, Макаровская приходит к пониманию особой позиции Пушкина, определяемой его взглядом на мир как на целое.

Пушкин отказывается от морализирования, от абсолютизации нравственных критериев «добра» и «зла». Пушкин-историк восстанавливает фактическое положение вещей и судит человека сообразно условиям и обстоятельствам. Но при этом он отстаивает право и способность человека противостоять среде. Читатель не находит у Пушкина идеальных «примеров» и каких-либо рекомендаций. Вместо однозначных позитивных формул Пушкин ставит вопрос о гуманистических показателях истории. Пушкин ищет всеобщий, преобладающий над всем признак жизни, ее атрибут. Отвергая поверхностный демократизм Уварова и Булгарина, действовавших в литературе именем народности, Пушкин противопоставляет им демократическую мысль аристократа Карамзина, согласно которой, все люди равны перед судом совести.

Так получалось, что на каждом новом витке русской истории в движении по кругу в духовном самоопределении образованного общества происходило возвращение вспять, обусловленное утратой взгляда на мир как на целое: каждый новый подъем сопровождался отрицанием важных элементов прошлого с последующим к ним возвращением.

В анализе художественного текста или истории стоящих за ним идей Г.В.Макаровская всегда исходила из тезиса, что прошлое не следует упрощать ни ради забот о гуманизме, ни для напоминаний об истории русской государственности. Забота о личном, о «человеческом», о человеке и его правах, о гуманистическом наполнении исторического существования всегда остаются актуальными. С другой стороны, вряд ли отойдут в область анахронизмов и заботы об общем, о благополучии государственном. История не прощает лишь избирательного отношения к ее «урокам». Поэтому в исследовании об истории интерпретаций пушкинского «Медного всадника» Г.В.Макаровская призывает не забывать ни о статье В.Жуковского, ни о концепции В.Белинского, ни об откликах Н.Чернышевского, ни о самоотверженном и вдумчивом труде П.Анненкова, ни о философском переосмыслении наследия Пушкина символистами.

Каждое новое поколение шло к Пушкину со своими духовными запросами и в суждениях о нем большинство авторов выходило за пределы искусства к проблемам века.